Глас вопиющего в пустыне. Короткие повести, рассказы, фантастика, публицистические и философские эссе - Любовь Гайдученко

Однажды к ним явились красноармейцы и хотели их всех (в том числе и детей) поубивать. Прадед пользовался авторитетом у крестьян, поэтому его, во-первых, предупредили, а во-вторых, дали сытую лошадь с санями (бабушка назвала это «кошевой»), в которые покидали всех детей, и, как ни старались красные, но догнать их не смогли (а иначе я не писала бы эти строки…). Они спрятались где-то в глубинке, пересидели лихое время, но дед Андрей, которого несколько раз арестовывали, однажды не вернулся.

Бабушка рассказывала, что на всех на них было клеймо – поповские отродья. А это было чревато, учиться в высшем учебном заведении они уже не могли (туда принимали только по «рабоче-крестьянскому» признаку). И потом ей пришлось писать в анкете: «дочь священника», а это значит – чуждый элемент. Но бабушка была очень неглупым и, видимо, талантливым человеком, в итоге она безо всякого образования (сколько-то классов гимназии и сколько-то – советской школы), да с такой-то анкетой вылезла в довольно большие люди – она командовала целым отделом в крупном комбинате лесной промышленности, ее должность называлась «начальник планово-финансового отдела». Я думаю, что это случилось потому, что бабушка была самым честным, порядочным и добросовестным человеком из всех, кого я только знала. И я, когда делаю какую-нибудь работу, не могу ее делать плохо – это у меня в крови. Это передалось с генами от тебя, моя бедная бабушка, которая в жизни не видела ничего хорошего, а только трудилась бесконечно, стараясь прокормить своих детей и свою мать, а позже – свою внучку, то есть меня… И почему-то заслужила от Бога (который якобы всем воздает по заслугам) такую ужасную смерть…

Замуж бабушка не выходила довольно долго. Дело в том, что приход прадеда был на Алтае, и бабушка родилась там же, потом она уже не смогла вырваться в Центральную Россию – начались вихревые события: первая мировая, революция… Бабушку в молодости бросало по Сибири, по каким-то медвежьим углам, где просто физически не было интеллигентов, а она не могла, как она мне говорила, выйти замуж за простого мужика (это тоже мне передалось – и я на всю жизнь осталась одинокой). И вот ей попался наш дедушка – совершенно случайно; он был на 25 лет старше, из дворян немецких кровей, фамилия его была Миллер. Как его занесло в Сибирь – покрыто мраком. И, если бабушку и ее сестер и братьев дразнили «поповскими детьми», то мою мать и тетушку в детстве обзывали «фашистами» – в 41-ом году им исполнилось одной 12, другой 10 лет. А дедушку расстреляли в сталинских лагерях – то ли за немецкую фамилию, то ли за дворянское происхождение, то ли за все вместе. Его плохенькую, начала 30-х годов, фотографию я тоже видела – колоритная физиономия!..

Бабушка осталась одна 32-х лет. Может быть, поэтому ее смерть была такой ужасной – ведь она полвека прожила очень тяжело, никто ей не помогал, а время на ее долю выпало не дай Бог никому. (Впрочем, времена никогда не бывают легкими, это давно замечено).

Мои мать и тетушка росли слабыми, голодными детьми, и у той, и у другой обнаружился целый букет болезней. Мать заболела гриппом, который осложнился менингитом, а это, в свою очередь, перешло в эпилепсию. Детей ей иметь было категорически нельзя. Но не все люди обладают строгой ответственностью – в сущности, мать была легкомысленной девчонкой: ей шел 21-ый год, когда она родила меня. Бабушка рассказывала, как мои родители уехали со мной, месячной, в деревню, и как буквально через сутки ночью в окно постучала моя мать. Я заходилась в крике, вся грязная, в описанных пеленках, а мать еле держалась на ногах после тяжелого приступа. Тут уж бабушка взяла власть в свои руки и отобрала меня у матери навсегда.

Моя мать умерла очень рано – всего 36-и лет, мы нашли ее утром лежащей вниз лицом, видимо, случился последний приступ, точь-в-точь, как у Достоевского. Может быть, ранней смерти способствовала не только тяжелая болезнь, но еще и то, что, к сожалению, бабушка с матерью смертельно ругались, все мое детство прошло в их злых криках – и чего они не могли поделить? Это была какая-то непонятная вражда и ненависть друг к другу. Я почему-то всегда была на стороне бабушки, а вот теперь, став старой, вдруг ловлю себя на том, что мне безумно жалко мою несчастную мать – ведь она тоже хотела немножко счастья, но не получила его ни в чем: ни с мужчинами (ну какому мужику нужна больная жена?), ни в материнстве, ни в работе (с таким здоровьем она просто не выучилась и вынуждена была тянуть лямку на каком-то заводике в, как выражается Ляля, «малокультурной среде»).

Тетушка была немножко счастливее, хоть и ее жизнь сильно омрачила тяжелая болезнь. Но с мужчинами ей повезло больше (кажется, у нее было 4 мужа). Она закончила педагогический институт и преподавала математику, причем, насколько я помню, ученики ее очень любили – она была веселая, с чувством юмора, и какая-то нестандартная. Один из ее мужей сначала был блестящим морским капитаном, умницей, решал ей математические задачки, как орешки щелкал, потом спился, стал тащить вещи из дома и даже прикладывать к тетушке руки, и ей пришлось от него уехать. И тогда он сошелся с такой же, как он, пьяницей, по пьяному делу убил ее, и сам умер в тюрьме – довольно типичная судьба для русского человека.

Тетушка умерла тоже не старой, и ей повезло, потому что ее дочь, моя двоюродная сестра, преподнесла всему нашему роду большой сюрприз: она стала проституткой. Но тетушка об этом, слава Богу, уже не узнала. У проститутки есть сын, но его судьба пока непонятна, потому что ему всего лишь 8 лет. Так и хочется написать, что ничего хорошего из него не выйдет, но жизнь не бывает простой и однозначной – и у проституток рождаются хорошие дети, из которых в дальнейшем могут получиться хорошие люди, как знать? Это пятое поколение нашего рода, к нему принадлежит и моя дочь.

Глава 5

Мне исполнилось 56 лет. Возраст более чем солидный, но если подумать, с чем я к нему пришла… Полное одиночество (не считая маразматической старухи Ляли, которая целыми днями капала мне на мозги) и полное безденежье. Это был замкнутый круг, вырваться из которого было невозможно и по сравнению с которым все несчастья прежней жизни казались мне просто пустяками. Все, что произошло четыре года назад, я уже пережила, «переварила», это больше меня не волновало, но «ноги» моей теперешней безвыходности «росли» именно оттуда.

Началось все это более чем невинно. Я вдруг почувствовала тогда, что старею, что мне хочется, чтобы кто-то близкий был рядом и поддерживал меня – хотя бы морально. Ляля в качестве такой поддержки не годилась никогда – ее эгоизм, а вернее сказать, эгоцентризм был редкостным, я никогда не встречала людей, до такой степени зацикленных на своей персоне. Но у меня ведь была любимая дочь!!! Правда, последние несколько лет мы общались, в основном, по Интернету (и я, и она были людьми весьма продвинутыми в этом плане – наш первый компьютер мы с ней вывезли с большими трудами из Арабских Эмиратов давным-давно, и с тех пор жить не могли без того, чтобы часами, сутками, неделями и месяцами не торчать в Сети – это было нашим образом жизни, Женька даже работу нашла в провайдерской компании, а я стала тем, что называется очень точным словом «фанат», хотя женщин моего возраста в Интернете было раз-два и обчелся – но я и тут не походила на нормального среднего обывателя). Я помнила мою дочь умным, интересным подростком, с которым мне было хорошо и приятно общаться – она меня понимала, начиная с ее четырех лет, ведь мы были не матерью и дочерью, а подругами, это бросалось в глаза всем нашим знакомым. И мне было невдомек, что Москва и большие деньги способны так изменить человека, тем более – несформировавшегося человека!..

Я не хочу называть ее дочерью, и даже по имени (которое я ей дала в честь моей бабушки) мне не хотелось бы называть этого человека, с такой легкостью предавшего меня. Я назвала это сочинение «Сукина мать». Дело в том, что у нас с ней была дурацкая игра, мы хулиганили, конечно, но это не носило злостного или грубого оттенка, просто была такая домашняя хохмочка – иногда мы в шутку начинали спорить: она кричала – «я сукина дочь!», а я ей на это возражала – «нет, это я сукина мать». То, что тогда было дурачеством, обернулось теперь реальностью, поэтому я буду именовать свою бывшую дочь – Сука, у меня нет для нее другого имени, и пусть меня осудят те, кто не прошел через страдания, выпавшие мне по ее вине.

Она стала настаивать на том, чтобы я продала свою квартиру в Питере – понятно, что без квартиры мотаться, снимать в Москве и тяжело, а главное, очень дорого (хотя совсем недавно это было в три раза дешевле, но в Москве сейчас творится какое-то странное безумие, которое кончится, видимо, чем-то совсем нехорошим). На меня нашло затмение – иначе я не могу назвать состояние, овладевшее мной тогда, к тому же я была в растрепанных чувствах – наш любимец, наш мраморный дог состарился и тяжело болел, я свозила его на операцию, которая чуть было не кончилась его смертью, но он все-таки выкарабкался, несмотря на преклонный для собаки возраст, правда, до конца операция ему не помогла, я понимала, что рецидив не за горами, и жила как под Дамокловым мечом.